1979. Афганская война

25 декабря 1979 года, по решению Политбюро ЦК КПСС, на территорию Демократический Республики Афганистан вторглись советские войска. Таким образом руководство СССР надеялось изменить в свою пользу соотношение сил в противостоянии с США в Центральной Азии. В Афганистане был установлен лояльный Советскому Союзу режим, однако сразу же в стране разгорелся внутренний конфликт, в который СССР был неизбежно втянут.

Началась Афганская война — самый длительный, жестокий и кровопролитный военный конфликт, в котором Советский Союз участвовал после Второй мировой войны. СССР выступал на стороне правительственных войск Афганистана, им противостояли моджахеды («борцы за веру»), которых поддерживали США, влиятельные исламские страны и их союзники.

Афганская война вызвала резкий скачок международной напряженности, а внутри СССР она, несмотря на все пропагандистские усилия, оставалась крайне непопулярной.

Потери советской стороны в Афганской войне составили 14,5 тыс. человек убитыми и около 53 тыс. ранеными. Количество погибших афганцев оценивается в диапазоне от 1 до 2 млн человек. Большинство — мирные жители. От 850 тыс. до 1 млн человек стали беженцами и были вынуждены покинуть свою родину. Страна была ввергнута в хаос и голод, ее экономика, здравоохранение, система образования разрушены.

Советские войска будут выведены с территории Афганистана только через десять лет — в апреле 1988 года, уже при новом политическом руководстве СССР, но это не приведет к прекращению гражданской войны в этой стране.

1980. Протест против вторжения в Афганистан. Высылка в Горький

Вторжение в Афганистан в конце 1979 года привело к эскалации конфликта в этой стране и резкому усилению международной напряженности. На таком фоне в январе 1980 года Сахаров дает несколько интервью западным СМИ с осуждением безответственной политики властей СССР. Он напоминал о том, что через полгода в Москве должны состояться Олимпийские игры.

«Согласно древнему Олимпийскому статусу, во время Олимпиад войны прекращаются. Я считаю, что СССР должен вывести свои войска из Афганистана; это чрезвычайно важно для мира, для всего человечества. В противном случае Олимпийский комитет должен отказаться от проведения Олимпиады в стране, ведущей войну», — заявил он немецкой газете Die Welt.

Сахаров призывал сражающиеся стороны объявить перемирие, предлагал заменить советские войска контингентом ООН и провести в Афганистане свободные выборы без иностранного вмешательства.

Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения советских властей. По инициативе КГБ Политбюро принимает решение об изоляции академика Сахарова и удалении его из Москвы во избежание его активных общественных выступлений во время проведения Олимпиады.

22 января Сахаров был задержан сотрудниками госбезопасности по дороге на работу в ФИАН и доставлен в Генеральную прокуратуру СССР, где ему сообщили о высылке «в один из районов страны, закрытый для посещения иностранцами», а точнее, в Горький (ныне Нижний Новгород) — промышленный город в глубине страны, который официально был закрыт для въезда иностранцев.

Президиум Верховного Совета СССР принял Указы об административной высылке Андрея Сахарова из Москвы и проживании его под надзором КГБ и о лишении его правительственных наград «в связи с систематическим совершением действий, порочащих его как награжденного, и принимая во внимание многочисленные предложения советской общественности». При этом никаких обвинений ему предъявлено не было, уголовное дело не было заведено, никаких судебных решений относительно него не принималось. Все происходящее представляло собой акт произвола — одно из тех грубых нарушений прав человека, против которых боролся сам Сахаров.

В тот же день специальным авиарейсом в сопровождении сотрудников КГБ Сахаров был доставлен в Горький. Елена Боннэр добровольно присоединилась к мужу.

Их поселили в квартире на первом этаже обычного жилого дома на окраине города и сообщили, что они находятся под гласным надзором КГБ. Началась бессудная и бессрочная ссылка, продлившаяся почти семь лет.

КГБ сделал все, чтобы максимально затруднить связь Сахарова с внешним миром, в особенности с правозащитниками и иностранной прессой. Поскольку Сахаров не был арестован, он мог выходить из дома, однако его повсюду сопровождали сотрудники госбезопасности. Навещать его было разрешено только ближайшим родственникам и коллегам — ученым из ФИАНа. Его квартира не была оборудована телефоном, а возле двери круглосуточно дежурил милиционер, который не допускал к нему посетителей. Почта, поступавшая на его имя, изымалась. Специальная установка глушила вещание иностранных радиостанций, чтобы ссыльные не могли слушать их у себя дома. По всем комнатам были установлены подслушивающие устройства, и в отсутствие Сахарова и Боннэр в их жилище не раз будут проводиться негласные обыски с изъятием рукописей.

Тем не менее полностью изолировать Сахарова КГБ не смог. Его голосом стала Елена Боннэр. Формально она была свободна и не ограничена в своих передвижениях. Именно она 28 декабря доставила в Москву и зачитала на пресс-конференции для иностранных журналистов заявление своего мужа в связи с отправкой в ссылку.

«Действия властей против меня <...> направлены на то, чтобы сделать полностью невозможным продолжение моей общественной деятельности, унизить и дискредитировать меня и тем самым развязать руки для всех дальнейших репрессий против всех групп инакомыслящих внутри страны при меньших возможностях миру узнать о них и для дальнейших международных авантюр, — заявил Сахаров. — <...> Представители советских властей пытаются успокоить широкое общественное мнение тем, что я смогу продолжать научную работу и мне не грозит уголовное преследование. Но я готов предстать перед открытым и гласным судом. Мне не нужна золотая клетка — мне нужно право служить общественному долгу так, как мне диктует совесть.»

1980. «Тревожное время»

4 мая 1980 года Сахаров закончил работу над статьей «Тревожное время», в которой он, как и в эссе 1975 года «О стране и мире», обращался к зарубежной аудитории. Елена Боннэр сумела передать эту статью на Запад, и она была опубликована в США.

Сахаров обобщил в этой статье свои взгляды на основные проблемы международной политики (особенно в условиях, сложившихся после советского вторжения в Афганистан). Он снова призвал Запад сохранять сплоченность вокруг ценностей гуманизма, свободы и прав человека. Именно в этом, а не в наращивании военной силы он видел залог эффективного противостояния политической экспансии советского тоталитаризма.

Он также дал очерк морального состояния современного советского общества.

«Люди в стране, конечно, в какой‑то степени дезориентированы и запуганы, но очень существенен также сознательный самообман и эгоистическое самоустранение от трудных проблем, — писал Сахаров. <...> Но из этого же народа вышли защитники прав человека, ставшие против обмана, лицемерия и немоты, вооруженные только авторучками, с готовностью к жертвам и без облегчающей веры в быстрый и эффектный успех».

О своих товарищах‑правозащитниках, которые в это самое время подвергались гораздо более тяжелым репрессиям, чем он сам, он никогда не забывал и неустанно призывал своих читателей к солидарности с ними.

О себе Сахаров писал:

«В бытовом отношении мое положение много лучше, чем у моих друзей, приговоренных к ссылке или тем более к лагерю или тюрьме. Но все примененные ко мне меры не имеют даже видимости законности, это часть общей жестокой кампании против инакомыслящих, попытка заставить меня замолчать и облегчить расправу над другими. <...> Каждый раз, когда моя жена уезжает, я не знаю, сможет ли она беспрепятственно доехать и вновь благополучно вернуться ко мне. <...> Что еще ждет нас, предсказать невозможно. Единственная наша защита — гласность, внимание друзей во всем мире к нашей судьбе».

1980. Международная кампания солидарности с Сахаровым

С первых дней ссылки академика Сахарова в мире развернулась кампания солидарности с ним, которая стала одним из важнейших элементов международных отношений в течение следующих семи лет. Правительства ряда стран Запада по дипломатическим каналам выразили возмущение грубым нарушением прав человека в Советском Союзе. Общественные акции в защиту Сахарова, прошедшие в разных странах мира за годы его ссылки, исчислялись десятками. Президент Франции Франсуа Миттеран, президент США Рональд Рейган и президент Федеративной Республики Германии Рихард фон Вайцзеккер лично обращались к руководителям СССР с просьбой о прекращении преследований всемирно известного ученого, защитника мира и прав человека.

В следующие годы несколько зарубежных университетов заочно присвоят Сахарову почетные ученые степени, ряд научных обществ и национальных академий наук изберут его почетным членом, ему будет присвоено несколько престижных премий в области прав человека. В 1981 году его именем будет назван один из астероидов, 21 мая 1983 года решением президента и Конгресса США будет объявлено Национальным днем Андрея Сахарова, а в 1984 году, по решению городских властей Вашингтона, площадь перед зданием посольства СССР будет переименована в площадь Сахарова.

Все время, пока продлится ссылка, судьба Андрея Сахарова и Елены Боннэр останется объектом постоянного внимания со стороны правительств зарубежных стран и международной общественности.

Научная работа в ссылке в 1980‑1986 гг.

В годы горьковской ссылки Сахаров не прекращал научную работу. Он получал по почте много научной литературы со всех концов света, однако в живом общении с коллегами был крайне ограничен. Благодаря тому, что в марте 1980 года, через полтора месяца после высылки из Москвы, сотрудники Отдела теоретической физики (ОТФ) ФИАНа получили разрешение посещать Сахарова в Горьком, за следующие шесть с лишним лет они смогли побывать у него двадцать три раза. В этих поездках приняли участие 17 сотрудников отдела, причем особое значение для Сахарова имели визиты теоретиков, занимавшихся двумя интересовавшими его направлениями — космологией и теорией струн. Всякий раз встреча с коллегами превращалась в многочасовое обсуждение их последних работ и свежих новостей мировой науки.

«Мне в эти годы не удалось выдвинуть существенно новых идей, и я продолжал разрабатывать те направления, которые уже были представлены в моих работах 60‑х годов», — позднее писал он.

Впрочем, шесть его статей, написанных и опубликованных в 1980‑1986 гг., стали важным вкладом в мировую науку.

Первые из них — «Массовая формула для мезонов и барионов» и «Оценка постоянной взаимодействия кварков с глюонным полем» — вышли уже в 1980‑м. Они посвящены миру сильно взаимодействующих элементарных частиц – барионов (протоны, нейтроны и более тяжелые их «родственники») и мезонов (пи‑мезон и другие переносчики сильных взаимодействий). Согласно выдвинутой в 1964 году Гелл‑Манном и Цвейгом гипотезе, барионы и мезоны не элементарны, а состоят из элементарных частиц — кварков: каждый барион — из трех кварков, а мезон — из двух кварков. Помимо обычного электрического заряда кварки имеют свой специфический заряд, называемый цветом, а соответствующий этому заряду аналог электромагнитного поля называется глюонным полем (его кванты (глюоны) — аналог фотонов). В отличие от обычных частиц, кварки и глюоны «не вылетают», то есть не существуют в свободном состоянии, не распространяются в пространстве. Они «заперты» внутри барионов и мезонов, поскольку их взаимное притяжение не убывает по мере увеличения расстояния между ними (как это имеет место для электромагнитного или гравитационного взаимодействия — согласно закону Кулона и закону тяготения Ньютона), а, наоборот, возрастает пропорционально расстоянию.

Эта умозрительная математическая конструкция описывает множество самых разных экспериментальных данных, однако важнейшие из измеряемых на опыте величин – массы барионов и мезонов, а также значение постоянной взаимодействия кварков с глюонным полем — теория не предсказывает. Решая эту проблему, Сахаров в своих работах 1980 года предложил эмпирические формулы, позволяющие вычислить эти массы и постоянную взаимодействия, и впоследствии оказалось, что полученные им значения отличаются от наблюдаемых только на 1‑5 процентов.

Остальные его работы периода ссылки были связаны с космологией и астрофизикой. Прежде всего, это статьи «Космологические модели Вселенной с поворотом стрелы времени» (1980) и «Многолистные модели Вселенной» (1982).

Гипотезу «многолистной Вселенной» Сахаров разрабатывал с 1970 года. Под этим термином он понимал пульсирующую Вселенную с повторением циклов расширения — сжатия («листы» «книги» Вселенной), причем каждый следующий цикл отличается от предыдущего. Согласно расчетам Сахарова, Вселенная с каждым циклом становится всё больше, пока в какой‑то момент не создадутся условия, благоприятные для образования сложных химических соединений и живой клетки с ее наследственным аппаратом и, как следствие, возникновения разумной цивилизации.

Идея пульсирующей «многолистной» Вселенной настолько увлекала его, что он упомянул ее в финале своей знаменитой Нобелевской лекции (1975), причем увязал ее с важнейшим этическим императивом, который лежал в основе его общественно‑политических убеждений:

«В бесконечном пространстве должны существовать многие цивилизации, в том числе более разумные, более “удачные”, чем наша. Я защищаю <...> космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное число раз. При этом другие цивилизации, в том числе более “удачные”, должны существовать бесконечное число раз на “предыдущих” и “последующих” к нашему миру листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требования Разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой нами Цели».

Но особенный интерес Сахарова‑физика вызывал начальный момент процесса пульсации Вселенной и возникновение так называемой «стрелы времени».

Привычная, наблюдаемая нами повседневно необратимость процессов, протекающих во времени, называется «стрелой времени». Статистическая физика связывает эту однонаправленность хода времени с фундаментальным законом возрастания энтропии. В классической физике и в квантовой механике этой «стрелы» нет — вся теория Т‑симметрична относительно обращения времени (Т — англ. time, «время»). То есть если одномоментно поменять скорости всех планет на прямо противоположные, то планеты будут двигаться вокруг Солнца по тем же самым траекториям, только в противоположном направлении.

В статье «Космологические модели с поворотом стрелы времени» Сахаров выдвинул гипотезу Т‑симметрии Вселенной в целом относительно начального момента Большого взрыва («момента космологического коллапса Ф»), то есть относительно того момента, с которого начался первый цикл расширения Вселенной. Согласно этой гипотезе, вопрос «Что было до Большого взрыва» (до момента Ф) смысла не имеет, поскольку там не было нашего времени. Вселенная совершенно симметрична относительно этого момента, она стала расширяться в обе стороны от него – это Сахаров и называет «поворотом стрелы времени».

Следующую статью «Космологические переходы с изменением сигнатуры метрики» Сахаров написал в 1984 году.

Термином «сигнатура метрики» он обозначил число осей времени. В нашем пространстве‑времени три пространственных измерения (длина, ширина и высота) и одна ось времени, то есть сигнатура равна единице; такое пространство‑время Сахаров обозначает буквой U (от Universe — Вселенная). В классической теории изменение числа осей времени невозможны, но Сахаров рассматривает возможность квантового туннельного перехода между пространствами разной сигнатуры, где «времен» может быть не одно, а ноль, два, три — сколько угодно. Пространство без времени, то есть с нулевой сигнатурой, он обозначил буквой P.

Эта сахаровская работа лежала в русле теоретических разработок о причинах и первых мгновениях Большого взрыва и развивала подход, согласно которому Вселенная возникла «из ничего».

«Ничего» — это пространство с нулевой сигнатурой P. Метрика такого пространства евклидова, так как все его измерения пространственные, а времени нет. При наличии в уравнениях тяготения Эйнштейна «космологической постоянной», математически такая P‑Вселенная является просто четырехмерной сферой. Квантовый туннельный переход от мира P к миру U (то есть к «нашему» миру с сигнатурой единица, описываемому метрикой Минковского) происходит по большому диаметру (экватору) сферы. С этого момента прежде неподвижное «ничто» пространства P начитает стремительно (экспоненциально) расширяться со временем. Этот этап быстрого расширения Вселенной называется «инфляцией». Введенная в уравнения Эйнштейна космологическая постоянная теперь приобретает физический смысл гигантской «энергии вакуума», из‑за которой и происходит инфляция. Этот квантовый переход Вселенной из состояния P в состояние U происходит на микроскопическом масштабе порядка так называемой «планковской длины» 10⁻³³ см. Работа Сахарова стала важным вкладом в развитие всего этого направления.

В этой статье Сахаров рассматривает также популярную ныне идею Мегавселенной, то есть множества миров, подобных нашему (U‑вселенные), равно как и миров с существенно иными свойствами: «Заметим в заключение, что в пространстве P следует рассматривать бесконечное число U‑включений; при этом параметры бесконечного числа из них могут быть сколь угодно близкими к параметрам наблюдаемой Вселенной. Поэтому можно предполагать, что число похожих на нашу Вселенных, в которых возможны структуры, жизнь и разум, — бесконечно. Это не исключает того, что жизнь и разум возможны также в бесконечном числе существенно иных Вселенных, образующих конечное или бесконечное число классов “похожих” Вселенных, в том числе Вселенных с иной, чем наша, сигнатурой».

Наконец шестую свою статью «Испарение черных мини-дыр и физика высоких энергий» Сахаров написал в 1986‑м — в последний год ссылки.

Что такое черная дыра? Камень, брошенный вверх на поверхности земного шара, падает обратно на землю, если (пренебрегая потерями скорости из‑за трения о воздух) его начальная скорость меньше 11 км в секунду (так называемая Вторая космическая скорость). Свет луча фонарика, направленного вверх, обратно не упадет, поскольку скорость света 300 тысяч км в секунду заведомо больше 11 км в секунду. Вторая космическая скорость, очевидно, возрастает, если увеличивать массу тяготеющего центра, оставляя неизменным его радиус. Если увеличить массу планеты Земля до примерно тысячи масс Солнца, сохранив при этом ее радиус 6400 км, то Вторая космическая скорость на ее поверхности сравняется со скоростью света. Такая «Земля» станет черной дырой — черной, потому что она не светится, если смотреть издалека. Ее свет падает на нее обратно.

В космосе вполне возможны такие концентрации массы, которые приводят к образованию черных дыр, в том числе сверхмассивные черные дыры (с массой порядка миллиона и более масс Солнца) обнаружены в центре многих галактик. В классической общей теории относительности черные дыры стабильны — вечны, поскольку из них ничего не может вылететь наружу. Однако в квантовой теории, как показал Стивен Хокинг, происходит квантовое туннелирование излучения изнутри черной дыры в окружающее пространство, из‑за чего черная дыра постепенно испаряется, причем «время жизни» черной дыры зависит только от ее массы, и с уменьшением массы оно быстро уменьшается. Так, время жизни черной дыры, масса которой равна массе Солнца, во много раз больше времени существования Вселенной, а для черной дыры массой десять тонн оно составляет около одной секунды.

Гипотетические черные мини‑дыры, рассмотренные Сахаровым, микроскопичны, соответственно, их квантовое испарение происходит за ничтожную долю секунды. Такие мини‑дыры могли в большом количестве образовываться — и тут же испаряться — в начальные моменты расширения Вселенной. Сахаров обратил внимание на то, что сохранившиеся в космосе до сегодняшнего дня продукты распада этих ранних черных мини‑дыр нетривиальны и что их изучение (если эти продукты будут обнаружены в космических лучах) может дать информацию о процессах при сверхвысоких энергиях. Его расчеты также позволяют приблизиться к пониманию природы скрытой массы, так называемой темной материи, масса которой, по оценкам астрофизиков, составляет 25% массы Вселенной, тогда как масса видимой материи — только 5%, а остальные 70% приходятся на массу темной энергии (энергии вакуума).

Некоторые из написанных в ссылке работ Сахарова, как, например, эмпирические формулы для масс мезонов и барионов, предвосхитили множество работ других авторов на эту же тему, другие направлены в далекое будущее.

Фундаментальная физика оставалась объектом восхищения и преклонения Андрея Сахарова на протяжении всей его жизни. Когда Елену Боннэр уже после его смерти попросят охарактеризовать мужа одним словом, она ответит: «Он был физик». А сам он, завершая в 1988 году свои воспоминания, неожиданно эмоционально назовет величественное зрелище развивающейся мировой науки «чудом» и напишет:

«Хотя я не верю в возможность скорого создания (или создания вообще?) всеобъемлющей теории, я вижу гигантские, фантастические достижения на протяжении даже только моей жизни и жду, что этот поток не иссякнет, а, наоборот, будет шириться и ветвиться».

1981. «Ответственность ученых»

1‑3 мая 1981 года в Нью‑Йорке Физическое общество и Национальная Академия наук США провели Международный симпозиум «Ученые и права человека», посвященный 60‑летию Сахарова. Он стал частью широкой международной кампании солидарности с Сахаровым и завершился принятием обращения к правительству СССР в его защиту.

К этому симпозиуму Сахаров написал статью «Ответственность ученых», обращенную ко всему международному научному сообществу.

На ученых в современном мире ложится особая ответственность как в профессиональном, так и в общественном плане, подчеркивал он.

«Ученые в современном мире, в силу интернационального характера науки, образуют единственное пока реально существующее международное сообщество. <...> Но международная интегрированность научного сообщества неизбежно выходит и должна выходить в еще большей степени за узкопрофессиональные рамки, охватывая широкий круг нравственных и общечеловеческих проблем».

Значительную часть своей статьи Сахаров посвятил судьбе советских диссидентов, репрессированных за убеждения и их общественную деятельность, и призвал коллег со всего мира активнее включаться в международные кампании солидарности с узниками совести и в защиту прав человека в целом.

«То, о чем я пишу здесь, не борьба за власть и поэтому не политика. Это борьба за сохранение мира и нравственных ценностей, выработанных всем развитием цивилизации. Пример и судьба узников совести показывают, что защита справедливости, международная защита конкретных жертв насилия, защита высших интересов человечества — долг каждого ученого», — так Сахаров завершил свою статью.

1981. Голодовка с требованием разрешить Лизе Алексеевой выезд в США

Сахарову, придававшему очень большое значение свободе выбора места жительства и праву на эмиграцию, пришлось столкнуться с нарушением этого права в отношении члена своей семьи. После того как его пасынок Алексей Семёнов в 1978 году выехал в США, советские власти категорически отказывались разрешить его невесте Елизавете Алексеевой последовать за ним. Так они надеялись оказать моральное давление на Сахарова, чтобы заставить его прекратить правозащитную деятельность. Однако добиться этой цели им не удалось. До того, как Сахаров и Боннэр оказались в ссылке, Лиза Алексеева жила с ними на правах невестки и во всем поддерживала их, а они делали все, чтобы помочь ей.

В судьбе Лизы и Алексея Сахаров видел частный случай общей проблемы; от закрытости страны и невозможности соединиться со своими близкими так же страдали тысячи людей в Советском Союзе.

Обращения Сахарова к руководству СССР, призывы к влиятельным политикам Запада о помощи оставались безрезультатными, и осенью 1982 года он был вынужден прибегнуть к крайнему средству: 22 ноября Андрей Сахаров и Елена Боннэр начали голодовку.

То, что в Советском Союзе выдающийся ученый, известный общественный деятель, лауреат Нобелевской премии мира вынужден голодать, чтобы добиться от властей своей страны разрешения девушке выехать за рубеж для воссоединения со своим женихом, стало одной из центральных тем международной повестки дня. В поддержку позиции Сахарова и Боннэр высказались официальные представители нескольких западных государств, Сенат США принял резолюцию о солидарности с Сахаровым, ученые, общественные деятели, журналисты выступали с резким осуждением нарушений прав человека в СССР. А знаменитый американский писатель‑фантаст Артур Кларк посвятил Сахарову свой новый роман «2010: Одиссея два» из цикла «Космическая Одиссея».

Долго игнорировать международную кампанию в защиту Сахарова советские власти не могли, однако они сдались не сразу.

4 декабря в дом Сахарова и Боннэр вломились сотрудники госбезопасности и под предлогом заботы об их здоровье насильно развезли их по разным больницам. Обоим угрожали применить пыточную процедуру насильственного кормления, если они не прекратят голодовку, однако Сахаров и его жена твердо стояли на своем. И наконец 8 декабря к Сахарову явился сотрудник КГБ и сообщил, что требование о выезде Лизы будет удовлетворено, но предварительно он должен прекратить голодовку. «Я сказал, что я со всей серьезностью отношусь к обещанию КГБ, но что решение о начале голодовки мы с женой приняли совместно, и лишь вместе мы можем решить ее прекратить», — вспоминал Сахаров. В тот же день Елену Боннэр привезли к нему. Семнадцатидневная голодовка была прекращена, а 19 декабря Елизавета Алексеева вылетела в США.

Эта голодовка дорого стоила Андрею Сахарову и Елене Боннэр. Состояние здоровья обоих существенно ухудшилось после этих событий.

1983. «Опасность термоядерной войны. Открытое письмо доктору Сиднею Дреллу»

2 февраля 1983 года Сахаров закончил работу над статьей «Опасность термоядерной войны. Открытое письмо доктору Сиднею Дреллу». Это было наиболее развернутое изложение его взглядов по вопросам мира и разоружения.

Сидни Дрелл, выдающийся американский ученый‑физик и общественный деятель, был другом Сахарова и одним из самых активных его защитников на Западе. Статья Сахарова стала откликом на выступления Дрелла, посвященные опасности ядерной войны и вопросам разрядки и ядерного разоружения.

Констатируя, что в 1970‑х годах гонка вооружений вышла на новый виток и произошел сдвиг стратегического равновесия в мире в пользу СССР, Сахаров предостерегал читателей своей статьи от наивности и политического идеализма в вопросах разрядки. 

«Конечно, разумнее было бы договориться уже сейчас о сокращении ядерных и обычных вооружений и полной ликвидации ядерного оружия. Но возможно ли это сейчас в мире, отравленном страхом и недоверием, мире, где Запад боится агрессии СССР, СССР — агрессии со стороны Запада и Китая, и Китай — со стороны СССР, и никакие словесные заверения и договоры не могут полностью снять эти опасения? — писал он, — <...> совершенно необходимо учитывать конкретные политические и военно‑стратегические реалии современности, причем объективно, не делая никаких скидок ни той, ни другой стороне, в том числе не следует a priori исходить из предполагаемого особого миролюбия социалистических стран только в силу их якобы прогрессивности или в силу пережитых ими ужасов и потерь войны. Объективная действительность гораздо сложнее, далеко не столь однозначна».

В связи с этим он считал правильным решение разместить в Европе американские ракеты среднего радиуса действия, полагая, что таким образом формируется тот паритет сил, который послужит основанием для серьезных переговоров между Востоком и Западом.

«Необходимо планомерно — хотя и осторожно — стремиться к полному ядерному разоружению на основе стратегического равновесия обычных вооружений, — подчеркивал Сахаров. — Пока в мире существует ядерное оружие, необходимо такое стратегическое равновесие ядерных сил, при котором ни одна из сторон не может решиться на ограниченную или региональную ядерную войну. Подлинная безопасность возможна лишь на основе стабилизации международных отношений, отказа от политики экспансии, укрепления международного доверия, открытости и плюрализации социалистических обществ, соблюдения прав человека во всем мире, сближения — конвергенции — социалистической и капиталистической систем, общемировой согласованной работы по решению глобальных проблем».

В июне того же года статья была опубликована американским журналом Foreign Affairs. Она вызвала большой резонанс на Западе, так как видение стратегического соотношения сил между Востоком и Западом, которое высказал Сахаров, противоречило взглядам многих западных пацифистов. В то же время направленность статьи против просоветской пропаганды, направленной на Запад, разоблачение Сахаровым миролюбивой риторики, за которой скрывалось стремление советского режима к политической экспансии, вызвало ярость властей СССР.

1983. Вторая кампания травли

Вскоре после публикации американским журналом Foreign Affairs статьи Сахарова «Опасность термоядерной войны. Открытое письмо доктору Сиднею Дреллу» развернулась кампания его травли, санкционированная властями.

2–3 июля 1983 года в нескольких газетах появилась статья за подписью четырех советских академиков (которые, скорее всего, не были ее реальными авторами) под названием «Когда теряют честь и совесть». В ней Сахаров был представлен как человек, который «по существу призывает использовать чудовищную мощь ядерного оружия, чтобы вновь припугнуть советский народ, заставить нашу страну капитулировать перед американским ультиматумом».

«Мы знаем, что Сахаров ходит в больших друзьях у тех в Америке, кто хотел бы смести с лица земли нашу страну, социализм. Эти его друзья все время поднимают шум о “трагической судьбе Сахарова”, — говорилось в статье. — <...> Нет, наше государство, наш народ более чем терпимы по отношению к этому человеку, который спокойно проживает в городе Горьком, откуда и рассылает свои человеконенавистнические творения».

Сам Сахаров расценил эту статью как провокацию, цель которой — «вызвать гнев людей против меня как врага мира и собственной страны, предателя, презирающего и ненавидящего народ».

Вслед за этим на Сахарова и его жену обрушился поток оскорбительных и угрожающих писем. Таких посланий оказалось около 2,5 тысяч, причем все они были исправно доставлены в их квартиру в Горьком, несмотря на то, что отправители не могли знать точного адреса ссыльного академика.

Несколько раз Сахаров и Боннэр подвергались в общественных местах истерическим атакам незнакомцев, которые яростно поносили их как «предателей».

Организаторы травли рассчитывали морально сломить Сахарова, создать у него впечатление, что он сам и его деятельность отвергнуты народом, права которого он отстаивает. 

Что касается официальной позиции властей, то сменивший в 1982 году Леонида Брежнева на посту главы партии и государства Юрий Андропов (до этого возглавлявший КГБ) в беседе с группой американских сенаторов заявил, что Сахаров «психически нездоров», и значит, его заявления о преследованиях не стоит принимать всерьез.

1983. Пощечина Николаю Яковлеву

В 1983 году моральное давление огромной силы было сосредоточено на жене Сахарова.

Разделив ссылку с мужем, Елена Боннэр обеспечивала ему связь с внешним миром. Она вывозила из Горького и передавала правозащитникам и иностранным журналистам его статьи, письма и заявления. Благодаря ее помощи Сахаров сохранил возможность высказываться по вопросам международной политики, в защиту прав человека в СССР, в поддержку узников совести и жертв «карательной психиатрии». Именно ее активность не позволяла полностью изолировать опального академика, и это сделало Елену Боннэр объектом ненависти со стороны КГБ.

В книге Николая Яковлева «ЦРУ против СССР» ее «разоблачению» была посвящена отдельная глава, полная клеветы и личных оскорблений. Еще несколько подобных статей того же автора были опубликованы в нескольких популярных журналах, выходивших огромными тиражами. В них Елена Боннэр изображалась «злым гением» своего мужа, утверждалось, что она из корыстных побуждений подталкивает его на путь измены Родине, а сам Сахаров представал в виде совершенно несамостоятельного человека, которым через жену манипулируют западные спецслужбы.

14 июля 1983 года в то время, когда Боннэр находилась в Москве, Яковлев приехал в Горький, пришел в квартиру Сахарова и заявил, что хочет взять у него интервью для нового издания своей книги. Их разговор закончился тем, что обычно сдержанный и деликатный Сахаров дал незваному гостю пощечину и выгнал его из дома.

Разнузданная травля Елены Боннэр привела к тому, что в течение 1983 года она перенесла несколько инфарктов миокарда. В открытом обращении «Коллегам‑ученым», обращенном к ученым Советского Союза и всего мира, которое Сахаров распространит в ноябре 1983 года, он напишет:

«Единственным заложником моей общественной деятельности стала моя жена Елена Боннэр. На нее перекладывается ответственность за мои выступления в защиту мира и прав человека. <...> КГБ очень высоко оценивает роль Елены в моей жизни и общественной деятельности и стремится к ее устранению — безусловно, моральному и, я имею основания опасаться, физическому».

1984. Суд над Еленой Боннэр

В апреле 1984 года Политбюро ЦК КПСС принимает решение возбудить уголовное дело против жены Сахарова. Таким способом ссыльного академика рассчитывали лишить связи с внешним миром, которую она обеспечивала. К этому моменту Елена Боннэр успела совершить более ста поездок из Горького в Москву, где всегда общалась с правозащитниками и иностранными журналистами и передавала им рукописи своего мужа. До тех пор, пока Боннэр пользовалась свободой передвижения, КГБ не мог полностью изолировать Сахарова. Кроме того, Сахаров уже несколько месяцев добивался для нее разрешения выехать за границу для необходимого лечения, но советские власти категорически не желали выпускать его жену из‑под своего контроля.

2 мая Елена Боннэр была задержана в аэропорту города Горького перед вылетом в Москву. Ей было предъявлено обвинение по части 1 статьи 190 Уголовного кодекса РСФСР (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй) и взята подписка о невыезде. В тот же день Сахаров начал бессрочную голодовку и вскоре был насильственно госпитализирован. О том, что происходит с его женой и даже жива ли она, он не знал. Она также не получала информации о том, что происходит с мужем в больнице. Покидать город она не могла, никакие средства связи не были ей доступны.

Суд над Еленой Боннэр состоялся 10 августа. Ее приговорили к пяти годам ссылки с отбыванием наказания по месту жительства мужа, то есть в том же городе Горьком, из которого она теперь не имела права выезжать без специального разрешения. Сахаров в этот день находился в больнице. Он держал голодовку, и его подвергали мучительным процедурам принудительного кормления. Начался самый тяжелый период его ссылки.

После осуждения Боннэр советским властям удалось почти полностью прекратить поступление во внешний мир достоверной информации о судьбе Сахарова и его жены, и им казалось, что «проблема Сахарова» скоро будет решена.

1984. Начало бессрочной голодовки за право жены выехать за границу для лечения

Решение суда о том, что его жене запрещено покидать Горький Сахаров расценил как «замаскированное убийство». Еще с конца 1983 года после того, как Елена перенесла несколько инфарктов, Сахаров начал обращаться к руководству СССР с просьбами разрешить ей выехать за границу для лечения сердца и болезни глаз — последствия контузии, полученной на войне. Речь шла о ее здоровье и даже жизни. Получить в Советском Союзе медицинскую помощь, соответствующую тяжести ее заболеваний, было невозможно: квалифицированные врачи, к которым обращалась жена опального академика, отказывались ее лечить; в больнице она не чувствовала себя в безопасности.

Не получив ответа от властей своей страны, Сахаров стал обращаться за поддержкой к международной общественности. Снова, как в случае с Лизой Алексеевой, он в своей собственной семье столкнулся с вопиющим нарушением прав человека. Под угрозой было право его жены на жизнь, но в стране, где была ограничена свобода передвижения, в таком же положении, как она, находились еще тысячи граждан.

Имя Елены Боннэр стало известно на Западе не меньше, чем имя самого Андрея Сахарова, однако власти принципиально не желали пойти навстречу ссыльному правозащитнику. Наконец 2 мая 1984 года Боннэр была задержана, и ей предъявили обвинение в распространении «заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй».

В ответ Сахаров в тот же день объявил бессрочную голодовку. Это была крайняя мера для спасения Елены. Для себя он ничего не требовал, напротив, подчеркивал, что безжалостное отношение к его жене связано лишь с тем, что она поддерживает его правозащитную деятельность.

7 мая под предлогом заботы о его здоровье он был насильственно госпитализирован в одну из больниц в Горьком. Елену Боннэр силой вытащили из его палаты и в дальнейшем больше не допускали к нему.

Следующие четыре месяца Сахарова будут удерживать в больнице. Власти, опасаясь международного резонанса, не хотели допустить смерти лауреата Нобелевской премии мира вследствие голодовки, поэтому его стали подвергать принудительному кормлению — крайне мучительной, унизительной и опасной для его жизни процедуре. 27 мая, после того как к нему при каждом кормлении стали применять удушение, чтобы заставить его открыть рот, он согласился начать добровольно принимать пищу. Из больницы его выпустят только 8 сентября — на следующий день после того, как вступил в законную силу приговор, вынесенный его жене.

Во время голодовки Сахарова международная кампания солидарности с ним достигла небывалой интенсивности. Всякое изменение в его положении становилось действующим фактором международной политики. Особенно сильное влияние эти события оказали на советско‑американские отношения. Президент Рональд Рейган и конгресс США объявили день рождения Сахарова 21 мая Национальным днем Сахарова.

В ответ советские власти распространяли официальные сообщения, в которых утверждалось, что информация о систематических преследованиях Сахарова и Боннэр в Советском Союзе и в особенности о том, что их жизнь находится под угрозой, представляет собой провокацию со стороны американских спецслужб и что состояние здоровья Боннэр не требует лечения за рубежом.

Факт голодовки Сахарова советская сторона сначала отрицала, а затем стала подчеркивать, что она была добровольно прекращена. В качестве доказательства того, что академик и его жена живы и здоровы, в распоряжение западных телекомпаний были предоставлены даже видеосъемки, сделанные скрытой камерой. «Сахаров и Боннэр здоровы. Может быть, в центрах психологической войны Запада хотели бы услышать иные вести, но ничего другого мы им сообщить не можем», — говорилось в одном из официальных сообщений.

1985. Избрание Горбачёва генеральным секретарем ЦК КПСС

11 марта 1985 года после смерти 74‑летнего Константина Черненко на экстренно созванном Пленуме ЦК КПСС генеральным секретарем ЦК КПСС избран энергичный 54‑летний Михаил Сергеевич Горбачёв. Он стал первым руководителем советского государства, карьера которого развивалась в послесталинские времена, его видение проблем и перспектив развития СССР отличалось от его предшественников.

При Горбачёве страна будет постепенно втягиваться в процесс экономических, а затем и политических реформ, получивший название «перестройка», однако первое время смена власти никак не отразилась на положении советских политзаключенных и ссыльных, включая Андрея Сахарова и Елену Боннэр.

1985. Возобновление голодовки. Власти выпускают Елену Боннэр из страны

16 апреля 1985 года Сахаров возобновил бессрочную голодовку, по‑прежнему требуя разрешения для жены на выезд за границу для лечения. Спустя пять дней его снова насильственно госпитализировали в ту же больницу, где возобновились мучительные процедуры насильственного кормления три раза в день. Теперь его не душат, но сильно, до боли надавливая на лицо, принуждают открывать рот и вливают жидкую пищу.

Как и в прошлый раз, Елене Боннэр отказывали в посещении мужа. Сахаров также ничего не знал о том, что происходит с ней, и это было дополнительной пыткой для него.

11 июля он прерывает голодовку. В тот же день он выписан из больницы, но, немного отдохнув дома, с 25 июля возобновляет голодовку, понимая, что за этим последует. И снова он госпитализирован. Пытки принудительным кормлением продолжились. К этому времени он потерял около двадцати килограммов веса. В его возрасте и при его состоянии здоровья все происходящее с каждым днем все более угрожало его жизни.

Информация о положении Сахарова и Боннэр с большим трудом проникала на Запад, однако международная кампания в их защиту не ослабевала. Президент США Рональд Рейган и Президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер обратились к Михаилу Горбачёву с просьбой освободить ссыльного правозащитника и разрешить его жене выезд из страны. Десятки тысяч человек по почте направляли обращения такого же содержания. Организация Объединенных Наций, Международная лига прав человека и еще несколько общественных организаций объявили о том, что Андрей Сахаров объявлен в розыск как человек, пропавший без вести. Самые влиятельные общественные деятели мира и крупнейшие ученые выражали солидарность с горьковскими ссыльными.

Советские власти продолжали настаивать на том, что с Сахаровым и его женой все обстоит благополучно, однако происходящее все больше беспокоило Горбачёва.

29 июля Сахаров из больницы направил ему письмо, снова прося разрешить Елене Боннэр поездку за рубеж, а о себе сообщил, что намерен сосредоточиться на научной работе и «прекратить общественные выступления, кроме исключительных ситуаций», то есть тех случаев, когда совесть не позволит ему промолчать.

По случайному совпадению в тот же день СССР объявил односторонний мораторий на проведение ядерных испытаний. Горбачёв рассчитывал, что в ответ США пойдут на переговоры о ядерном разоружении, однако этому препятствовала нерешенная «проблема Сахарова». И наконец Политбюро ЦК КПСС под давлением Горбачёва соглашается пойти навстречу ссыльному академику и разрешить его жене «в порядке исключения» выезд за рубеж для лечения. С Елены Боннэр была взята подписка о том, что находясь за границей, она не будет давать интервью и пресс‑конференций. Только после этого 21 октября 1985 года ей начинают оформлять документы для выезда.

В тот же день Сахаров заявил о прекращении голодовки и был отпущен из больницы домой. Он был измучен, но морально не сломлен.

Общая продолжительность его голодовки, начатой 2 мая 1984 года, составила 178 дней.

2 декабря Елена Боннэр вылетит из Москвы в Италию, получит там консультацию врача‑офтальмолога, затем отправится в США, где находились ее мать, дети и внуки. В январе 1986 года в американской клинике ей сделают сложнейшую операцию на открытом сердце, и ее жизнь будет спасена. После этого она, вопреки ожиданиям, не останется на Западе, а направится обратно в Советский Союз, чтобы добровольно вернуться в ссылку к своему мужу.

Однако она не прямо полетела в СССР, а совершила несколько поездок по Соединенным Штатам и затем по Европе. Она выражала благодарность всем, кто в годы ссылки поддерживал ее и Сахарова, ее принимали главы государств и правительств Италии, Франции, Великобритании, а также высокопоставленные представители США и Папа Римский Иоанн Павел II. Это было сигналом, обращенным к главе советского государства Михаилу Горбачёву. Лидеры стран Запада таким образом подчеркивали свою солидарность с позицией Андрея Сахарова.

2 июня 1986 года Елена Боннэр прилетит в Москву и на следующий день отправится к мужу в Горький. В своей стране они оба по‑прежнему оставались ссыльными.

1986. Письмо Горбачёву в защиту узников совести

19 февраля 1986 года Сахаров направил генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачёву письмо, посвященное одной из тех общественно значимых проблем, о которых он считал себя не вправе молчать. Он призвал главу государства освободить узников совести — правозащитников и верующих, находящихся в лагерях, ссылках и психиатрических больницах.

Это обращение стало реакцией на опубликованное органом французской компартии газетой L’Humanité интервью Горбачёва, в котором тот, в частности, заявил: «Теперь насчет политзаключенных. У нас их нет. Как нет и преследования граждан за их убеждения. За убеждения у нас не судят».

Сахаров пояснял, что узники совести, то есть люди, «репрессированные за убеждения и действия, связанные с их убеждениями, не применявшие насилия и не призывавшие к насилию», являются политзаключенными. По его подсчетам, в СССР на тот момент было около двухсот узников совести, из которых он лично знал около тридцати человек.

«Во всех известных мне случаях честные, самоотверженные люди были осуждены <...> за распространение сведений, в истинности которых они были убеждены и которые в большинстве случаев действительно соответствовали истине <...>, — писал он. — Цели их действий в подавляющем большинстве случаев были высокими — стремление к справедливости, гласности, законности (что бы ни писали о них беспринципные пасквилянты). Люди не идут на такие жертвы ради корысти или тщеславия, ради низменных и мелочных целей!»

Сахаров обращался не просто к главе советского государства; он видел в Горбачёве человека нового поколения, способного изменить традиционную репрессивную политику советского режима, и надеялся на него.

«Узников совести в обществе, стремящемся к справедливости, не должно быть вовсе! <...> Освободите их, снимите этот больной вопрос <...> — призывал он. — Это в огромной степени способствовало бы авторитету нашего государства на нынешнем этапе его развития, облегчило бы международные контакты на всех уровнях, способствовало бы «открытости» общества, международному доверию и тем самым — делу мира. Решение об освобождении узников совести встретило бы поддержку значительной части советской интеллигенции. <...> И нет также сомнения, что такие гуманные и мудрые действия найдут свой отклик во всем мире».

Прошло несколько месяцев, но никакого ответа Сахаров не получил. Тогда он решил предать свое обращение к генеральному секретарю гласности. 3 сентября 1986 года текст письма был опубликован за рубежом.

«Я предполагаю, что, возможно, начавшееся в первые месяцы 1987 года освобождение узников совести в какой‑то мере было инициировано этим письмом, в условиях провозглашенной гласности и моего и Люсиного возвращения в Москву. Мне хотелось бы так думать», — напишет Сахаров позднее.

1986. Телефонный звонок Горбачёва. Возвращение из ссылки в Москву

Вечером 15 декабря 1986 года к Сахарову и Боннэр неожиданно явился сотрудник госбезопасности в сопровождении двух электриков. Ничего не объясняя, они провели в их квартиру кабель и установили телефон. Уходя, «гэбист» сказал, что завтра они должны ожидать некоего звонка.

На следующий день действительно раздался звонок — Сахарову звонил лично Михаил Горбачёв. Он сообщил, что горьковские ссыльные свободны и могут вернуться в Москву.

Сахаров, поблагодарив его, сразу же заговорил о политзаключенных, напоминая о своем февральском письме.

«Я умоляю вас еще раз вернуться к рассмотрению вопроса об освобождении людей, осужденных за убеждения. Это осуществление справедливости. Это необычайно важно для всей нашей страны, для международного доверия к ней, для мира, для вас, для успеха всех ваших начинаний», — говорил он.

Разговор на эту тему генеральный секретарь не поддержал, но главное было уже сказано — Андрей Сахаров и Елена Боннэр, самые известные советские правозащитники и узники совести, получили свободу.

Несомненно, для Горбачёва это было одно из важнейших решений, принятых им за всю его политическую карьеру. Освобождение опального академика стало первым знаком грядущего смягчения политического режима в стране.

На следующий день отменяются Указы Президиума Верховного Совета СССР о высылке Сахарова в Горький, а Елена Боннэр получает помилование. Так закончилась бессудная ссылка, продлившаяся 6 лет и 11 месяцев.

23 декабря Андрей Сахаров и Елена Боннэр прибыли в Москву. Для всего мира их освобождение стало сенсационной новостью, предвестием важных перемен в СССР. На вокзале их встречали десятки корреспондентов иностранных СМИ, но советской прессе писать о возвращении Сахарова было запрещено. Внутриполитическая ситуация в стране оставалась неопределенной.